Что хотел сказать режиссер, я не поняла, не нужно притворства))

Я увидела идеальную трагикомедию. Были моменты, когда смех просто невозможно сдержать. А потом наваливалась страшная грусть, давили одиночество и тоска. И снова смех.

Хотя первые кадры рождения Душки показались чересчур гротескными. Грубыми. Душка всё-таки.

Не Душа, конечно. Но хорошо, что не Душок.

Маковецкий играет такое горе луковое... эээ, не, репейное горе. Да и не горе. Блажной русский репей. Улыбка, дешевые сувениры, кофе с десятью ложками сахара, полнейший космос в голове. И есть в нём какая-то чуднАя красота восточного варварства.

Не Душа... Душка. Вроде милота (хуже воровства), но и немножко мелкота. Знаете, как-будто к Фаусту пришел не Мефистофель, а Филечка. Пафос не тот. Может, оно и к лучшему.

К человеку, западному, рациональному, пришло иррациональное его отражение. Вцепилось мертвой хваткой и висит, хвостом виляет. Глаза преданные, добрые. Как с ним быть, как выбросить.

А Душка сделал своё дело, подарил Бобу нечто важное, любовь-не любовь, чувство- не чувство, веру - не веру, просто заботу какую-то, нужность, странную магию бессознательного, возможность написать счастливый конец для любой истории - и исчез. Как не было.

*** А его, скорее всего, и не было. Возможно, я ошибаюсь, но женщина, в бокале которой Душка ловил слоечку, та же самая Руслана Писанка, что его рожала в автобусе ;)) Маленькая местечковая душка появляется, когда в ней назревает мощная необходимость. В отдельно взятом агрессивно скулящем автобусе или в грустном влюбленном Пьеро, растерявшем слова.