Отзывы rhanigusto — стр. 2

…поучительная и жизненосная, ожившая греза волшебно-сказочного сновидения…

…пересказ во вступительном предваряющем интермеццо хотя бы и малой толики заведомо классического, отчаянно канонического и безраздельно нарицательного творения итальянского классика от детской литературы Карло Коллоди проходит, наверное всё же, по ведомству прикладного нарциссизма пополам со взбитым в морфологическое фраппе гиперактивным самолюбованием. Но попробовать, видимо, тем не менее придётся. Страдая от бедности, усугублённой отсутствием прикладного момента в профессии плотника, италийский гражданин Джепетто (…Роберто Бениньи…) по резонно благонадёжным, но не до конца очевидным на первых порах причинам, выстругивает из древесного полена деревянную, соответственно, куклу-мальчика с ногами, руками и всем прочим полагающимся. Получив от своего папы-демиурга поименование «Пиноккио» и пошитую из кашемирового одеяла яростно-пурпурную униформу с наголовным колпаком на лямке, наивный и энергичный сорванец тут же принимается прогуливать школу, продаёт отцовский букварь за пару медяков и вообще — сбегает из дому в поисках увлекательных приключений…

…мрачноватая, мистически-медиевального магического реализма притча-фантазм «Пиноккио» итальянского режиссёра Маттео Гарроне — это, скорее всего, наилучшая на сегодня как минимум не анимационная интерпретация классического литературного первоисточника. Вполне возможно — лучшая вообще, как до сего дня, так и много после. Механизм практической идеальности ленты во многом обязан, очевидно, удивительной прилежностью и настойчивой ответственностью Гарроне при переложении буквы в кадр. Например, абсолютно не тяготея к диснеевщине, авторская артель не внесла в каноническое сюжетное полотно практических никаких изменений. Пропущенными оказались пара-тройка несущественных глав. Ну и необходимостью интегрировано общее, сугубо кинематографическое ускорение нарративного хронометража. С одной стороны данный трюк позволил перелить на экран приключения юного Пиноккио не пролив на тернистом пути экранизации ни одной важной капли чарующего сказочного наполнения печатного оригинала. С противоположной — в кадре материализовались непривычно мрачноватые для детского кино, хтонические образы и интремедии из тех времён, когда ни о какой мифической политкорректности или диктаторской толерантности человечество и слыхом не слыхивало. Как виновных, так и не таковых вздёргивали в петле прямо перед городской ратушей на лобном месте, чумные галеоны зловеще раскачиваясь припортовым прибоем в отсутствие антибиотиков разносили по городам и весям опустошительную «Чёрную смерть», а непослушных детей вполне могли отправить по «пряничной тропинке» на съедение к лесному огру-людоеду…

…и в этом ракурсе творение Маттео Гарроне возвращает зрителя в атмосферу настоящих фольклорных сказаний поздне-европейского средневековья. Не лишённого, а решительно наоборот — преисполненного уютным сентиментальным чувством всамделишнего, не выдуманного волшебства. Девочка-фея с голубыми волосами обретается в обросшей мхами и затянутой паутиной картинно обветшалой усадьбе. Её кормилица представляет собой гигантскую антропоморфную улитку с пухлым и добродушным лицом любимой нянечки. За улиткой по всему дому растянуты липкие следы, на которых непрестанно оскальзываются прочие домочадцы и посетители. В одной из сцен фигурируют бескрылые человекоподобные и печально-умилительные нетопыри-гробовщики, устало, но настойчиво предлагающие отказавшемуся от лекарства Пиноккио проследовать с ними прямиком на кладбище. Прохиндей Кот действительно слеп на оба мучнисто-серых, скрытых поволокой глаза, а мошенник Лис щеголяет вовсе не декоративными костылями и взаправдашне ампутированной ногой. Да и самого Пиноккио довольно реалистично вешают на дереве в Поле чудес, а чудаковатый, но добрый тунец с людским лицом, карими глазами и огромным сердцем рутинно сообщает деревянному мальцу, что чудовищная рыбина, сожравшая их обоих, непременно их же скорее рано, чем поздно и переварит…

…впитав предшествующие абзацы и насытившись настораживающей короткометражной рекламой, будьте любезны не обмануться. Да, в подпространстве «Пиноккио» Маттео Гарроне сумрачные краски и полночные видения наполняются первобытной, какой-то долитературной и первозданной силой. Но не взирая на опасения, свет здесь с лёгкостью покрывает даже самые тёмные уголки и щелки. Часть сцен сочится морозным унынием, но огромная внутренняя теплота ленты, радость любви родителя к своему ребёнку, неизбывное желание соединится друг с другом преодолев горести и разочарования, смутные и явные страхи, зыбкие и неуютные полночные видения — перевешивают всё с лихвой. Ведь в сущности, нет иного и лучшего лекарства от тягот и лишений, от равнодушия и злых, корыстный намерений нежели меньшая и незаметнейшая, крошечная и невесомая самая толика непреходящей надежды. А в нашем случае — ещё и искренней, взаимной любви…

…исполинский и немного кровожадный псевдо-античный морализаторский гипно-экскурс…

…древнеегипетская и первопрестольная столица культуры всея Античной цивилизации Александрия на заре пятого столетия нашей эры. Римская империя где-то там за кадром, незримая и всё ещё могучая. Но уже неуклонно сотрясаемая внутренним гражданским конфликтом и откровенным дележом власти между сыновьями покойного императора Константина метрополия доживает в нынешнем виде последние годы, неумолимо разваливаясь на части. Ослепительно красивая Рэйчел Вайс, усиленно изображающая эмансипированную учёную-астрономшу, преподавательницу философии в местном ПТУ и дочку начальника Александрийской библиотеки Гипатию, с прекрасным видом задумчивого озарения фланирует по белоснежному напольному мрамору перед очарованными студиозусами. Школяры, откровенно говоря, гораздо трепетнее, аккурат с открытыми ртами, следят не за эпичной нитью научного повествования, но за грациозными движениями точёной фигурки Гипатии внутри приталенной по последней римской моде тоги. Двоица особенно впечатавшихся — так и вовсе принимается петь красотке любвеобильные куплеты и дудеть в амурные дудки прилюдно и почём зря…

…роковые исторические тучи, тем не менее, сгущаются. По городу толпами бегают воинственно настроенные и агрессивно верующие прото-христиане. Все поголовно по-ваххабитски обросшие, словно недавно шла затяжная позиционная война и выряженные ради пущего демонического эффекту в чернёные как полночная смоль балахоны. Просвещённые учения, прокламации и трактаты молодых александрийских студентов во главе с Гипатией им предельно непонятны, а следовательно в деле насаждения истинной веры контрпродуктивны и подлежат немедленному принуждаемому покорению. Упорствующих или несогласных по традиции и для порядку побивают каменьями и прогоняют нагишом по пылающим угольям. Особенно ретивых — вспарывают короткими римскими мечами. То есть в общем и целом ничего особенно выдающегося на фоне остальных хрестоматийных событий того геополитического периода в принципе и не происходит. Великую библиотеку по итогам очередных народных волнений освобождают от партийных текстов в пользу рабоче-крестьянских овечьих загонов. А парочка влюблённых в героиню Вайс учеников вырастает во вполне себе исторический дуэт сановного христианского епископа Синезия и имперского префекта Ореста…

…получивший для своего пышного и непередаваемо красивого исторического пеплума «Агора» баснословные 70 (…sic!..) миллионов долларов США, испанский провокатор от кинематографа Алехандро Аменабар конструирует на экране неописуемое. Необходимая для означенного жанра обязательная любовная составляющая кончается здесь вообще никак не начавшись. Озарённая космической премудростью Птоломея, Сократа и Платона схолархиня Гипатия ловко выворачивается из объятий и смазливого аристократа, и симпатичного раба. А покамест беснующиеся адепты зарождающегося христианства крушат бесценный библиотечный фонд и режут личный состав просвещённых учёных-египтян, героиня Вайс, обворожительно поджав соблазнительные губки, корпит над дилеммой между истинностью эллипса и ложностью круга в движении небесных тел. Сцены же самого концентрированного уличного насилия показаны в «Агоре» так, что впору вызывать Фрэнка Миллера с его «300 спартанцами». Возрастной ценз в предваряющих титрах никак наглядно не означен, но наличие его в виде «18+», а то и полновесного «21+» удивлять никого не должно. При полном отсутствие эротичных ракурсов, плотность расчленёнки и изуверств со сжиганием и членовредительством несколько впечатляет даже и искушённого нынче профессионального зрителя…

…единственный и главный недостаток ленты Аменабара, думается, предвосхитился в прямом и сверхчётком, лубочном практически противопоставлении. Языческая в хорошем смысле, научно-развитая, но поиздержавшаяся от времени античная цивилизация представлена хорошенькой и отчего-то совсем целомудренной девушкой. А праведные последователи Христа выглядят и орудуют словно, прости Господи, маниакальные исламские неумеренные сотрудники Талибана. Закостенелая негибкость и некоторая высокомерность египтян сталкивается с яростной и молодой религиозностью, для которой покарать неверующих благодатным, простите, огнём это крайне естественно и целиком приемлемо. Для незнакомых хотя бы с базовым курсом начальной истории мысль, конечно же, потрясающая. А в современном, зацикленном на некоем мифическом всеобщем равенстве и насильственно насаждаемой принудительной толерантности, обществе — так и вовсе чуть ли уже не уголовно наказуемая. Но вот в художественном произведении, настроенном на визуализацию отдельного хронометрического отрезка истории, подобный подход превращает живых персонажей «Агоры» в неопределённых и схематичных марионеточных статистов. Так и слышатся за кадром командные свирели свистков и зычные рубленные команды разводящих надзирателей: «Сидеть! Лежать! Бежать! Танцевать! Гадить!»…

…вместе с тем, «Агора» — очень красивое и запоминающееся действо. Костюмеры и мастера декорирования старались на славу. Каждый кадр хочется распечатать в цвете и подвесить в рамочке. Актёры лицедействуют и взаимодействуют с явным удовольствием и очень хорошо выкладываясь во всякой сцене. Но по итогу, оперируя внутри заданных режиссёром императивов, на самом деле получается, что речь ведь здесь идёт не про обратный антагонизм религиозного и светского, не про борьбу догматов с заповедями. И даже не про конфликт вероисповеданий, мировоззрений и поколений. А про то, что в тот момент, когда по улицам разливается всесокрушающими приливными волнами неуправляемый и кровожадный народный гнев, сверяться с учебниками, ссылаться на уголовно-процессуальное право и взывать к искупительному всепрощению получается далеко не у всех, и очень, очень редко вообще когда…

…сверкающий и патриотично-обескураживающий спортивно-жизненный эталон…

…1967-ой. Столичный молодой хоккеист Валера Харламов (…Данила Козловский…) знакомится с заслуженным тренером всея СССР Анатолием Тарасовым (…Олег Меньшиков…). Суровый наставник, в своей специфической манере, для закалки характера ссылает Харламова в заштатный местный хоккейный клуб «Звезда» в заснеженной Челябинской губернии. Через некоторое время пообтесавшегося нападающего Валеру всё тот же Тарасов принимается третировать и воспитывать действиями весьма насильственного характера уже в составе «Центрального спортивного клуба армии». Персонаж Козловского стоически и временами с яростными психическими припадками неуёмной агрессии всё же терпит сурового наставника и вырастает через пару лет тренировочной каторги в практически непобедимого хоккейного атланта, гордо расправляющего перед всяким матчем широченные геракловы плечи. Апогеем развития карьеры Харламова становится его игра в сборной Советского Союза, в первую очередь в известнейшем противоборстве с канадскими профессионалами из Национальной хоккейной лиги 1972-73-го годов, названным впоследствии «Суперсерия СССР — Канада»…

…наипервейшим образом стоит, видимо, определиться — «Легенда № 17» режиссёра Николая Лебедева это попросту великолепная, очаровывающая и восхитительная лента. Все незначительные придирки и чрезмерно-обострённые критические замечания в обыкновенном биографическом кинематографе, безусловно, имели бы место быть и право стать произнесённо-услышанными. Здесь же, в полу-фантастическом, блистательном и блокбастерном фейерверке, коий из себя представляет «Легенда…», все надуманные или даже действительные упрёки кажутся не просто невещественными, а прямо-таки и несущественными. Картина с Данилой Козловским в заглавной роли становится неожиданным, но очень долгожданным порывом. Да и выглядит на несколько порядков лучше всех нелепых попыток реанимировать псевдо-патриотическое экранное представление за многие и многие пост-советсткие годы…

…внутренний микрокосм взаимоотношений буйного и немного чрезмерно горячего ученика с жёстким, уравновешенным и слегка тираническим тренером отлился в ленте Лебедева практически в полновесную архетипическую в лучшем из смыслов бронзу. Наблюдать за их хореографическим и напряжённым противоборствующим партнёрством — сущее наслаждение, приносящее с собой критическую массу разнообразных, всё больше позитивных и крайне сильных эмоций. Равно как и великолепно отрепетированная, сыгранная и поставленная финальная схватка с «канадскими профессионалами». Игроки НХЛ превращены авторами-создателями в подлинных демонических противников. Не стриженные и косматые, с запредельно агрессивным силовым темпом ведения игры, огромные словно мифологические снежные люди, северо-американские хоккеисты становятся истинной кульминацией созданного для «Легенды…» образа нравственно-культурологической истории становления и воспитания настоящего характера…

…кинематографическая жизнь спортсмена Валерия Харламова при выведении на большие и малые экраны оказалась, при должном уровне старания авторско-актёрской артели, способной совершить качественный прорыв не только в фискально-кассовом выражении. Ибо в первую очередь феноменальный прокатный успех здесь синтезирован не количеством и стоимостью затратных спецэффектов на всякий квадратный сантиметр киноплёнки. «Легенда № 17» максимально приближена, как бы банально и избито это не звучало, к пониманию простых и очень важных вещей. О том, что без усилий и — более того — вынужденных и необходимых страданий и стараний никогда не бывает никакого вообще результата. О том, что порой нужно, необходимо даже проявлять не просто стойкость и непреклонность, но и настоящую жёсткость. Ведь в сущности, вся человеческая цивилизационная социально-культурная история достижений и свершений — суть летопись нагромождённая лишений, наказаний и насильственных ограничений. А уж личное счастье — тем более не плод расслабленного рутинно-бытового и скучно-привычного стабильного однообразия. Но постоянная и непреклонная борьба. Движение не в разные стороны и не в отрешённом одиночестве. Ведь никто по-настоящему не знает своих способностей и возможностей, покуда не приходится преодолевать свои собственные, возведённые персональными страхами и ленностями границы…

…монолитный и шикарно скроенный, романтико-приключенческий урбанистский микро-миф…

…очень принципиальный и настолько же невезучий лётчик-пилот Данила Валерович Козловский, которого здесь от чего-то всё время кличут каким-то несуразным «Лёшей», в очередной раз с треском вылетает со службы. Но нынче, похоже, всё уже окончательно и бесповоротно. Истошно сражаясь в ходе штатного полёта с грозовым шквалистым погодным фронтом, непропорциональным превышением допустимой самолётной массы и сложнейшими полётными условиями, Данила на глазах у изумлённого ведомственного генерала от авиации вместо не очень ценного гуманитарного груза для пострадавших от наводнения тамбовских пейзан сбрасывает с курсовой высоты для облегчения летательной техники сверхдорогостоящую подарочную иномарку премиального немецкого автоконцерна «BMW». Автомобиль категории «люкс» оказывается был предназначен для некоего высокосановного генеральского друга и скоропостижное увольнение Данилы становится вопросом вполне реальных нескольких минут. Дальнейшие нарративные перипетии проведут героя сквозь тернии учебки частного аваиперевозчика и нежданно обретённую настоящую любовь к прибалтийской красавице Агне Грудите прямиком в жерло извергающегося действующего субтропического вулкана и спасению в лётно-акробатической манере трёх сотен изумлённых до неприятного пассажиров…

…сказать, что «Экипаж» образца 2016-ого под режиссурой Николая Лебедева это настоящий, голливудского масштаба и катастрофного содежания техно-триллер — это, естественно, небольшое авансовое преувеличение. Да, спецэффекты и качество постановочных съёмок действительно превосходны. Хотя до штатовской категории кинематографа одинарного «А»-класса лента откровенно не дотягивает. Это не упоминая уже особо профинансированные комбайн-проекты сверхфискального тройного «ААА» масштабирования. Тем не менее, выглядит современный «Экипаж» для отечественного кинематографа просто фантастически. Даже теперь, спустя почти четыре полновесных года, эффект от просмотра визуальной и технической составляющий неповторимый. Безусловно, просчётов и шероховатостей здесь предостаточно. Полировка монтажом и многократными переклейками и перестыковками отснятого материала дала бы заметный и во многих смыслах положительный эффект. Но и в нынешнем виде картина буквально на полную голову превосходит всех на теперешний день выпущенных в прокат конкурентов, оппонентов и жанровых собратьев…

…вот только для того, чтобы всерьёз придираться и критиковать художественное творение Николая Лебедева уже после первых минут хронометража откровенно не достаёт циничной самоуверенности и беспринципного напору. «Экипаж» это очень талантливый и вычурно-тяжеловесный в лучшем из смыслов творческий продукт с ручной выделки качеством затраченных на него усилий и глубоко интегрированным блокбастерно-кассовым макроэкономическим усилением одновременно. Кроме того, лента крайне обаятельна и очаровательно невысокомерна в абсолютной степени. Конечно, возрастной рейтинг «6+», прямо скажем, несколько занижен, детишек до лет как минимум одиннадцати к просмотру подпускать всё же не желательно. Местные персонажи не то, чтобы совсем уж ведут себя как профессиональные взрослые во взрослом кинематографе, но пару-тройку сцен малолетние зрителя вряд ли смогут оценить в соответствии с общепринятыми детскими нормами морали и целомудренности. Хотя в целом, ненамеренно повторяясь, следует отметить, что герои картины очень и очень обаятельные; симпатией к основному лицедейскому составу проникаешься неосознанно интуитивно, по-хорошему сопереживательно и крайне вовлечённо…

…но главная режиссёрско-авторская как думается находка, сподвигающая к приятной и отдохновенной нарративной увлечённости вкупе с широкомассовой окклюзией, оказывается в нехитром, в принципе, художественном трюковом приёме, когда в сценарном пространстве и типологическом пантеоне характеров нет ни откровенно отрицательных ни намерено положительных персонажей. Все заглавные герои в правильном соотношении приправлены не только морально-нравственным модальностями, но и ситуативными психологическими изъянами. Означенное работает во взятом контекстном направлении попросту великолепно и позволяет увлечь просмотрщика незаметно и наверняка. Чему неизмеримо потворствует отточенная ритмическая динамика «Экипажа» и высокая концентрация остросюжетных раскадровок второй половины ленты…

…итоговое резюмирующее же у творения Лебедева-Козловского складывается ещё интересней и неожиданней нежели все упомянутые выше по течению апломбы и дифирамбы. Ведь уже после пересечения умозрительного экватора повествования вырисовывается чёткий внутри-структурный фундаментализм «Экипажа». Состоящий неожиданно в том, что никакой оглядки или тем более равнения на штатовской фильмодельчество здесь нет практически совсем. Картина очень отечественная во всех почти коннотациях этого определения. Со всеми положенными плюсами и минусами подобного авторского подхода. В подпространстве «Экипажа», в репликах и хореографии персонажей, в ракурсах и мизансценах присутствует неуловимое, но и неумолимое что-то вот как раз-таки эдакое. Нечто упорно и ненавязчиво, легко и тепло возвращающее в память ностальгическое экранное послевкусие. Ту самую трудноуловимую индивидуальность, за которую и посейчас многие поколения так любят и ценят привычную, трогательную и, чего уж там, родную советскую классику…

…самодвижущийся и изощрённый слепок криминально-геологической эпохи…

…отсидевший по малолетке и немного травматически — сказывается чётко означенная в кадре открытая черепно-мозговая травма — заикающийся, постоянно затравленно-хмурый парень Антон с блатным погонялом «Бык» (…Юра Борисов…) руководит в дремучей глубинке середины девяностых прошлого века небольшой бандой грабителей-жестянщиков. Разбор угнанных автомобилей с целью их последующей перепродажи как целиком, так и в виде отдельных деталей, приводит к закономерной кровавой разборке с конкурирующим преступным формированием таких же подтянутых бритоголовых парней спортивного телосложения сплошь в затянутых в кожаные косухи и обвисшие на коленях спортивные рейтузы с лампасами по бокам. Мордобой под аккомпанемент пистолетной стрельбы привлекает внимание правоохранителей и вскорости гражданин по кличке «Бык» уже с ещё более понурым видом скромно восседает на колченогом табурете в допросной комнате районного следователя. Выбор из одного и менее вариантов повторного длительного заезда в пенитенциарное исправительное учреждение прерывает явление на классическом BMW 7-ой серии, именуемом обычно просто «чёрным бумером», невероятно колоритного головореза с погремухой «Маус» (…Алексей Филимонов…), находящегося в услужении у местного вора в законе…

…текстовая интерпретация внутренних нарративных процессов и повествовательных течений свежеподанного кинематографического действа режиссёра-дебютанта Бориса Акопова под лаконичным поименованием, собственно, «Бык» — занятие крайне изобличающее. Не говоря уже о том, что подобного рода лент на ведомственную тематику со схожими пассажами и оказиями — недолго, так бы молвить, и пруд напрудить и трубу толчёную сподобить. Смыслосодержащая суть в лауреатной картине 30-ого Кинотавра о нелёгком времени и сложных судьбах и центральный конфликт устроены несколько сложнее, чем можно заподозрить галопом проскакав здешние недлинные девяносто девять минут полнометражного хроноисчисления. Революции в жанровых приёмах «Бык», конечно же, не совершил, но вот выбить даже и искушённого во всевозможных «Братах», «Сёстрах», «Бумерах» и «Жмурках» зрителя из накатанной критической и надменной колеи способен, что называется, просто влёт и напрочь…

…лента новичка Акопова начинаясь из неопределённой средины не вполне очевидной истории движется по собственному простому и линейному хронометражу. Свершая тактовые проходы размеренно и неумолимо, раз за разом повышая градус напряжения и истончая меру восприятия каким-то совсем уж ослепляющим реализмом. Темпоральный пласт бандитских девяностых здесь — даже не оголённый нерв: натурально содранная живьём с нежного мяса тонкая кожа толерантности и цензурирования. Минимум рефлексии, чётко дозированные убойной силищи и боевого жесточайшего азарта увертюры заставляют пересматривать себя по нескольку раз к ряду. И едва ли не, простите, смаковать шикарно поставленные рукопашные и огнестрельные полноконтактные столкновения. Хореографическое образование режиссёра и детство, проведённое под недремлющим и бдительным оком папы-следователя по особо важным, позволяют Акопову выдавать на гора уникальные визионерско-смысловые решения, недоступные многим прочим собратьям по жанровому амплуа…

…суровая и безжалостная поэтика «Быка» может, разумеется, показаться излишне фактурной и намеренно сгущенной, внедрённой сугубо для и целиком ради пущего кинематографического аффекту. Но едва ли это так на самом деле. Насилие, даже сцена с простреленным насквозь автоматной очередью, умирающим членом ОПГ, каковой твёрдой походкой японского самурая выходит из авто и недрогнувшей рукой берётся за ручную противопехотную гранату в неумолимой решимости забрать как можно больше врагов вместе с собой, представлены либо растворённо в декоративном послевкусии. Либо же и вовсе пасторально-панормаными изумительной красоты внутрикадровыми намёками. А в сумме сумм картина Акопова — это практически идеальный формалистичный монумент. Превосходно скроенный, неожиданно зрелищный и очень романтичный, почти нежный оммаж тому временному отрезку нашей коллективной памяти и совместной истории, прозываемому теперь суховато просто, полушутя лаконично и забористо хлёстко — «наши 90-ые»…

…постреволюционная и квазиреактивная одиссея несовершеннолетних в мире антибудущего…

…на улице — яркое и ласковое лето 1993-его. Спустя каких-то пять месяцев танки Таманской дивизии прямой наводкой расстреляют столичный Белый дом вместе с окопавшимися там остатками конституционного двоевластия. А за семнадцать недель до этого на 65-ой церемонии вручения «оскаров» художественная лента Пола Верховена «Основной инстинкт» не получит ни одной из трёх номинированных трофейных статуэток. Несмотря на это, четверо обычных пятнадцатилетних подростков — три мальчика (…Санька, Вовка, Илья…) и одна девочка (…Женя…) — жаждут приключений, бегают от драчливых хулиганов с района, ходят в музыкалку, в кинотеатры и на концерты «Агаты Кристи». Да и вообще, развлекаются и только лишь самую малость взрослеют внутри практически уже разрушившегося, но всё ещё колоссального остывающего трупа Советского Союза. Подхваченный чередой трагических случайностей один из ребят, спасаясь от расправы местной разъярённой шпаны, случайно угоняет и не нарочно вдребезги разбивает дорогую немецкую иномарку локального криминального авторитета кровожадных кавказских кровей. Последующая за этим цепь драматических, зачастую невероятных и часто очень комичных событий с готовностью проведёт героев сквозь восемь недлинных серий финансовых кризисов, наркотических трипов, семейных скандалов и разборок между бандами грузинской мафии с ОПГ в составе бывших воинов-интернационалистов, каковую возглавляет как раз родной дядя одного из мальцов, сыгранный модным нынче актёром Юрой Борисовым…

…многосерийный телефильм «Мир! Дружба! Жвачка!» 2020-ого имеет странный двояковыпуклый порог вхождения. При ближайшем рассмотрении оказывается затруднительно определить жанровую принадлежность картины: драматическая криминальная история ли это, или всё же слегка приправленная чёрным юмором подростковая трагикомедия. Создатели «Мира…» взяли на себя ответственность показать едва ли не полностью, что называется «без купюр», сложносочинённый структурный баланс тогдашнего раздираемого несовместимыми противоречиями общества. В котором средневековый и сумрачный пред-феодальный бандитизм подчиняет себе всё, до чего в состоянии дотянутся приёмами грубой силы и неукоснительного насильственного обладания. Сцены членовредительства, обильное употребление обесцененной разговорной лексики и гиперреалистичная демонстрация сурового и беспросветного быта никак практически не вписываются в рамки подросткового современного толерантного и обезжиренного кинематографа…

…но присутствующее нарочитое упрощение нарративных потоков и сценарно-сюжетных линий, представление заведомо утрированных поведенческих и ситуационных архетипов вместе с серьёзно гиперболизированными и упрощёнными характерами героев, свойственными приёмам именно ироничного и комедийного повествования, создаёт уникальное для отечественного кинематографа сочетание. Подобный подход позволяет реконструировать не просто очередной экранный экскурс в эпоху «лихих 90-ых», но сфокусировать зрительское восприятие именно таким образом, словно они сами вместе с малолетними героями прокручивают в сознании последнее бесконечное лето одной из наиболее трагичных страниц в новейшей пост-советской истории. И в отличии от прямых жанровых бесчисленных конкурентов, происходит это с точки зрения и именно так, как видится реальность этим самым подросткам. Где-то чересчур наивно, отдельными моментами сверх-эмоционально, а временами в силу дефицита жизненного опыта — и вовсе решительно непонятно…

…на выходе из «Мира…» синтезировалась отнюдь не серо-стального кастрюльного колера хмурая и безысходная повседневность тех мрачных лет, но на удивление светлый и даже прекраснодушный шарж. И, наверное, самый честный слепок с той неоднозначной эпохи. Интровертизированные критицизмы здесь смогут вызвать и рассеянно-печальную улыбку понимания, и вернуть в повторный мнемонический флэшбек памяти не так давно канувшие в вечность годы. Да и раздосадованно заворчать о неестественности этих здешних девяностых сподвигнуть они вполне себе в состоянии. Но по крайней мере с уверенностью можно утверждать о наличии закономерного факта о том, что прищур невольного узнавания, равно как и внезапный смешок спорадической ностальгии для рождённых в позднесоциалистическом безвременье между Афганской войной, Горбачовской перестройкой и Августовским путчем в ходе неспешного ознакомления «Миром! Дружбой! Жвачкой» практически гарантирован. А это, согласитесь, кое-чего всегда да стоит…

…и я стану Смертью, разрушителем миров…

…неестественно дружелюбный и подозрительно неунывающий начальник весьма аскетичного и даже гротескного имения семьи Эрншо в негостеприимном и промозглом графстве Йоркшир возвращается с послеобеденной прогулки, представляя озадаченному семейству грязного, хмурого и несколько потерянного цыганчонка. Усыновлённый паренёк вырастает в крепкого и свирепого Хитклиффа (…Рэйф Файнс…), снабжённого потусторонней решимостью и демоническим взором серо-голубых глаз. Между наследницей рода Эрншо юной Кэтрин (…Жюльет Бинош…) и повзрослевшим приёмышем вспыхивает сначала подростковая страсть, а затем и настоящая взаимная любовь. После череды сложносочинённых скандалов, рыданий, признаний, интриг и довольно пресных, чего уж там, приступов рукоприкладства бесноватый Хитклифф, коротко посовещавшись с внутренним вспыльчивым норовом и со своей буйной головушкой, сбежит из поместья на долгих два года. А Кэтрин выйдет замуж за нелюбимого, но очень надёжного и респектабельного, социально значимого молодого джентльмена, практически эсквайра. Вернувшись, герой Файнса скоропостижно обнаружит все перечисленные и крайне ему неприятные нововведения, а действие дальнейшее рассказываемой истории неумолимо и срочнейшим порядком провалится в психологическую и морально-эмоциональную преисподнюю ревности, мести, порока и членовредительства для всех равно невольных и заинтересованных фигурантов…

…«Грозовой перевал» 1992-ого года выпуска и совсем уж неизвестного режиссёра — некоего Питера Козмински — сотворился в одинаковой степени отталкивающим и великолепным. А Хитклифф актёра Райфа Файнза перенёс готическое в книжном оригинале действо в некое умозрительное измерение древнегреческого эпоса и античных героев «Одиссеи» и «Иллиады». Нет, не тех сладкоголосых и промелированных глянцеватых голливудских сверхлюдей из комиксов, ни в коем разе. Но свирепых и решительных троянцев, иттакийцев, спартанцев и марафонцев. Таких, каковые при необходимости сажали побеждённых в бою недругов на кол, а в пылу сражения выдавливали дёргающимся в агонии супостатам глазные яблоки. Представляя в пылающем адреналиновом жаре не визжащих и корчащихся от боли врагов, а спелые и округлые, гхм, яблоки красавицы Геспериды, да и вообще — заслуженный отдых в зеленящихся оливковыми саженцами олимпийских долинах. Хитклифф образца 92-ого с лёгкостью мог бы сменить английские лохмотья на эллинскую тунику, отрастить курчавые космы Брэда Питта из «Трои» и вести ощетинившихся копьями и щитами полуголых спартанцев Фрэнка Миллера в неравный бой супротив полчищ зловредных персов подобно легендарному древнегреческому царю Леониду…

…и вот тут зрителя, особенно — мужского пола, постигает самое главное изумление. Фактурный эллин, исключая пару-тройку коротких рукопашно-наставленческих раскадровок, оборачивается влюблённым, следующим за своим неизбывным, глубоко запрятанным и видным лишь Ей одной чувством, сквозь все ужасы ада. Он умоляет умирающую Кэтрин после смерти прислать на землю свой призрак, потому как даже и представить жизнь без неё себе попросту не в состоянии. Хитклифф, находясь в исступлённом бесконечными годами посмертной разлуки отчаянии, раскапывает могилу возлюбленной, ломает крышку гроба и изрекает душераздирающее: «…мне необходимо было увидеть Её лицо. Она ничуть не изменилась…». Суеверный ужас окружающих, наблюдающий за подобной пронзительной и демонической страстью, ему не понятен и чужд, ведь Кэтрин для него — Одна, навсегда и навечно живая, милая, желанная и прекрасная. После погребения любимой он словно живёт наоборот, не умирая, но двигаясь навстречу самому Времени. Исполняя сознательный акт ещё одного своего появления на свет. Собирая всю волю и все силы для финального метафизического ритуала не просто единения с мёртвой возлюбленной, но некоего перерождения. Именно поэтому, надо полагать, встреча умирающего Хитклиффа происходит в ленте не с половозрелой Жюльет Бинош, а с молоденькой и невинной девочкой, сыгравшей Кэтрин-подростка…

…«Грозовой перевал» Козмински, если тавтологически повторяться в определениях, получился странным и запоминающимся кинматографическим действом. Это экранная визуализированная и словно высеченная масляными красками по шероховатому камню графства Йоркшир поэма о загадочной, испепеляющей и прекрасной любви. О чувстве, с которым Хитклифф и Кэтрин не способны были доподлинно совладать. И это взаимное чувственное пламя, как извергающийся земными недрами раскалённый вулканический пожар и ледяное крошево ревущей иссиня-снежной лавины, разрушило их, оттолкнуло друг от друга, соединило вновь, убило и сделало свободными от бытия, жизни и смерти. Оставив лишь взаимную и бесконечную любовь. История эта неизбывно красивая и кошмарно трагичная. Именно такая, тем не менее, которую лично для себя жаждала бы испытать, наверное, каждая, хоть раз в жизни по-настоящему любившая женщина. Да и многие мужчины, в тайне естественно, не на показ, очень были бы не прочь дотла сгореть именно от подобного вихря чувств…

…сказка о верной деве и прекрасном рыцаре…

…выросший в одном из концертно-танцевальных заведений Лас-Вегаса среди бурлескных будуаров, витиеватых, гхм, пеньюаров и ослепительно прекрасных в ярких перьях девушек-танцовщиц Ник Маршал (…Мэл Гибсон…) возделывает суровую жатвину рекламного делопроизводства. Он невероятно хорош собой, голубоглаз, снабжён печальным взглядом и идеально купажной тончайшей выделки проседью в волосах. Ник накачан аки штангист до визуально видимого варикозного расширения вен, сноровист и сильнее приличного напорист и самоуверен. Одним словом — классический, хрестоматийный, говоря словами местного умозрительно-закадрового рассказчика, «мужчина среди мужчин». Как вдруг вместо долгожданного повышения приходит ухудшение — компания резко меняет профиль, заходя на территорию сугубо женской потребительской аудитории и вожделенная должность главного креативного сотрудника уплывает к свежепринятой советом директоров на службу восхитительной и блондинистой Дарси Макгуайр (…Хелен Хант…). Каковая, в числе прочего, заставляет старожилов агентства на факультативно-обязательном досуге измыслить рекламу намеренно выданного «женского коробочка» приятного розового оттенка…

…уже будучи в отрешённо-нервном процессе препарирования внутренностей наполнения «чёртового коробочка», изрядно приправившийся алкогольно-винным снадобьем Ник, помимо помад для губ, теней для бровей, раскраски для век, тушей для ресниц, лака для ногтей, скраба для лица, чернявых утягивающих колгот и чудесатого голубенького бюстгальтера обнаруживает в недрах коварного упаковочного кубика дамский воск горячего копчения, пригодный не то для эпиляции, то ли для депиляции. Фаталистски вживаясь в роль девы прекрасной назло себе и вопреки подсидевшей его новой начальнице, персонаж Гибсона, облачившись в колгота и накрасивший глаза и ногти, принимается мазаться означенным воском. Процедура отдирания засохшей субстанции сопровождается мысленной матерной бранью и запускает непостижимую череду трагических и нелепых событий, в финале которой Ник оказывается в наполненной водой ванной с включённым феном в руках. Соприкосновение с электрическими цепями приводят героя сначала к тяжкому поражению высоковольтным разрядом, а затем и к предельно фантастическому навыку и уникальному дару чтения всех подряд женских помыслов…

…«Чего хотят женщины» авторши Нэнси Мейерс использует беспроигрышную комбинацию средств. С одной стороны здесь восхитительная и чувственная актёрская пара Хелен Хант и Мэла Гибсона, которые даже на рекламных постерах к ленте обнимаясь смотрятся такими счастливыми, словно взаимно влюблены до полной потери чувств. С противоположного ракурса — суровый и нежный мужик в дамском белье это наиболее сильный контрапункт романтического и комедийного жанров из доселе в кинематографе известных. При том, чем брутальней и печальней сам герой, тем мощнее идёт обратная связь. А представить кого-то более соответствующего, нежели свирепый Уильям Уоллес и кровожадный Безумный Макс в одном флаконе со щемяще меланхоличным Брэтом Мэвериком, весьма и весьма непросто даже теперь, спустя двадцать лент с момента премьеры «…Женщин». Плюс — исключительно великолепный выбор именно Хелен Хант в качестве заглавной героини. Ведь абсолютно любая стерильно-красивая голливудская актриса из имеющихся могла бы самим фактом своего присутствия, безотносительно талантливости лицедейских дарований, превратить содержательную и в некотором роде поучительную картину в банальную и стереотипную ежегодную любовную мелодраму на один раз. А вот особая очаровательная симпатика Хелен, проявляемая не в глянцевых статичных кадрах, но в живом обаянии и непередаваемой словесно настоящей привлекательной завлекательности и делает из Дарси не очередной трофей Ника, но «женщину среди женщин», чувственную, интеллигентный, умную, одновременно невероятно стойкую и очень ранимую…

…у Нэнси Мейерс в «Чего хотят женщины» получилось уникально практически невероятное. Создать в рамках двух часов хронометража, в трёх с половиной декорациях и в составе пяти с четвертью актёров одномоментно и смешную, искромётную, добрую комедию положений, и очень трогательную любовную линию, и иллюстрированное пособие для правильного поведения с женщинами. И что гораздо важнее — принятия не для всех мужчин одинаково очевидного факта о присутствии в женских головках не только лишь набора стандартных желаний, нужд и своевольных сиюминутных порывов. Мейерс подарила, пускай и не во вполне серьёзной, скорее полушутейной форме, руководство не управления женщиной, но возможность услышать её. Если и не до конца понять, то по меньшей мере научиться выполнять её невысказанные просьбы и никогда не озвученные потребности. А игриво-ироничная тональность и превосходная романтика ленты в тандеме с блестящей актёрской игрой и вовсе не дают никакой возможности устоять перед таким чудесным просмотром-поучением…

…тяжеловесный и громоподобный водевиль голливудского разлива с тончайшим и изысканнейшим букетом…

…двадцатые годы двадцатого столетия. В славном мафиозном граде Чикаго проживает девушка — белокурая и весьма симпатичная Рокси Харт (…Рене Зеллвегер…), безумно мечтающая петь в мюзиклах исключительно на первых ролях. Для достижения рекомого и не в меньшей степени от не слишком с её собственных слов благонадёжных отношений с супругом-механиком она заводит роман с реализатором мебельной фурнитуры Фредом Кейсли (…Доминик Уэст…). Новоиспечённый кавалер, мало того, что принимается весьма квалифицированно охаживать Рокси, так ещё и обещается непременно похлопотать за неё перед знакомым — неким безымянным владельцем некоего неназванного кабаре. На деле впоследствии выяснится, что всё упомянутое — банальная выдумка для соблазнения несколько наивной героини Зеллвегер. Никаких связей гражданин Кейсли не имеет, и вообще — увлечённость очаровательной блондинкой у него уже канула в небытие. Подобное откровение предельно отрицательной направленности вызывает в Рокси коннотационный порыв, стремительно и беспощадно переходящий в безудержную пальбу по обидчику из револьвера, принадлежащего её отсутствующему благоверному. По результатам приступа праведного очищения благодатным огнём литого свинца, ревности и возмездия Фред получает окончательный жизненный урок, пять огнестрельных ранений в область грудной клетки и направление на собеседование к апостолу Петру. А героиня Зеллвегер вознаграждается скупым комплиментарием следственного сотрудника окружной прокуратуры, личным транспортом с решётками, эксклюзивными апартаментами в тюрьме штата для содержания особо опасных представителей социума и гарантированным местом на ведомственной пенитенциарной виселице…

…кроме всего выше описанного в подпространственном измерении кинематографического мюзикла «Чикаго» 2002-ого режиссуры и постановки Роба Маршалла присутствует ещё поюще-танцующая Кэтрин Зета-Джонс в роли стервозной дивы кабаре и Ричард Гир в амплуа тоже поющего и так же танцующего, а ещё лихо отбивающего чечёточный степ адвоката, специализирующегося на защите прекрасных барышень, подозреваемых в убийствах своих супругов и их любовниц. Надобно дополнительно отметить, что добрая половина происходящих и визуализируемых событий ленты воплощается в виде слегка галлюциногенных, жутко ярких и безумно громких танцевально-песенных номеров с едкой сатирой и большой долей смыслового наполнения, крайне необходимого для понимания внутрисюжетной интриги. Ещё удивительней, что получающийся по результатам подобного слияния кадавр от кинематографа, весьма непривычный всё ещё для отечественного зрителя, настолько ладно и гладко соединяется изо всех компонентных филиграней, словно ни стыков, ни швов, ни склеечных перехлёстов никаких на нём не было отродясь и в помине…

…тем не менее, за внешней мастерски исполненной и очень натурально вокализированной вроде бы как даже и самими актёрами историей про жизнь одной девушки Рокси скрывается ещё один смысловой слой. В который отечественному зрителю, не знакомому со штатовской право-применительной практикой публичных судебных процессов, институтом коллективной ответственности скамьи присяжных заседателей и сложно-сочинёнными прецедентными уголовными и административными уложениями, не так-то просто проникнуть. С этого ракурса «Чикаго» представляется едко-остроумной и в превосходящей степени любимой в Штатах судебной драмой. Криминальная хроника и газетные сводки по рекомой тематике, с преступлением и наказанием, щедро сдобренные классической американской трагедией и пересказанные средствами мюзикла с отчётливыми сатирическими пассажами — вот что позволило сотвориться ленте Маршалла из типологического, хотя и очень талантливого образчика жанра, в феерический успех во плоти. И отхватить сразу шесть полновесных трофеев премии «Оскар» за отчётный год, включая наиболее престижную из них — за лучший художественный фильм производства США…

…по финализированным сгущенным ощущениям и концентрированному оценочному итоговому, несмотря на именитость задействованной труппы, сановитость автора режиссуры, шикарность декораций и высочайший класс постановки всех без исключения концертных номеров и увертюр — «Чикаго» даже и без остро-социального интертекстуального и средней степени авантажности смыслового вложения являет собой интригующее и удивительно восхищающее зрелище. Любовь и дружба, расположение и свобода, подкупы и взятки, деньги и преступления, танцы, страсть, слепящий романтизм и циничные ритмы суровой правды жизни — всё это в двух часах чарующего представления под названием «Чикаго». Доселе непосвящённым — немедленно и срочно лицезреть, а уже причастившимся — настоятельно рекомендуется закрепить осознание удовольствия по случаю. Спешите видеть, дамы и господа, спешите и устраивайтесь поудобней, глянцевый конферансье уже практически затеял долгожданное и трепещущее от предвкушенья объявление…

…умная, конгениальная и, очевидно, не выдуманная история об иррациональности страстей человеческих…

…интеллигентная и эффектная девушка в привлекательной неопределённости между лишь немногим больше тридцати, но уж точно и наверняка явно меньше сорока по имени Марина трудится в расплывчатом учреждении муниципально-государственной ювенальной специализации. Проще говоря, является инспектором по делам детей, семьи и тому подобного. В один из ничем не примечательных дней, Марина встречается для совместного, гхм, адюльтера с супругом одной из своих подруг, и по совместительству — действующим коллегой уже собственного благоверного. Встреча происходит на явочной квартире и по истечении всех положенных по случаю прелюдий, соитий и ласк, партнёр предлагает героине добираться домой самостоятельно, дабы не компрометировать друг друга ещё плотнее. Городская окраина, словно обширное и мистическое живое существо из творений не то Диккенса, не то Лавкрафта, поглощает Марину целиком и окунает её в сумрачную вереницу жутковатых передряг. Начинаясь с неприятной, но довольно банальной затяжки на колготках и сломанного каблучка, продолжаясь украденной сумочкой, деньгами, телефоном и документами, этот растянутый в полновесную чёртову дюжину часов кошмарный момент завершится всамделишным сектантским ритуальным шабашем под чернильным покровом ночи. Марину изнасилует орава настоящих, вышедших не изнутри бульварных газетёнок, но явившихся из адского горнила местной преисподней «оборотней в погонах». Наряд патрульной полиции устроит себе «женский день», а разбитая вдребезги и вывороченная наизнанку девушка, приняв сочащийся слезами безысходности душ и мрачно глядя после этого на своё отражение в зеркале, хладнокровно и рассудительно составит план неотвратимой и жестокой мести…

…то, что произойдёт в художественной картине «Портрет в сумерках», снятой на два фотоаппарата за рекордно ничтожные двадцать тысяч американских долларов двумя девушками — режиссёром Ангелиной Никоновой и сценаристом, продюсером и актрисой главной роли Ольгой Дыховичной — за привычной кружкой обессахаренной пепси-колы и ведром прокарамеленного поп-корна смотреть не получится в принципе. Лента притягательно-отталкивающая, в принципе и решительно не настроенная на своё просмотровое прерывание. В лучших традициях кэрроловского нарратива про Алису, благополучная в сущности и беспроблемная по совокупности красивая девочка Марина проваливается из скучной и оттого немножко тягостной комфортной бытности среднего звена в инфернальное запределье. В мрачную, тяжёлую и хмуро безнадёжную урбанистическую эко-систему. На улицы беснующихся красноглазых гопников-упырей, вурдалаков в милицейских трупно-синих робах, разбитых фонарей и непрерывающейся с первыми петухами и всходом солнца демонической вакханалией. Эта среда для персонажа Дыховичной — максимально враждебна, и потому завлекающе, фатально привлекательна…

…как закономерный результат, Марина, зависнув в междумирье, где с одной стороны всё глянцевое, лощёное, счастливое и лицемерное, а с противоположной — свирепое, занозистое и предельно бескомпромиссно-опасное, не находит другого пути, иначе как примирение и сожительство с собственными страхами. Вот уже она покупает у спившегося до омерзения бывшего интеллигента зеркальную мыльницу фотоаппарата «…с функцией портрета в сумерках…». А где-то рядом — задыхаясь от страсти, жарко и самозабвенно целует собственного насильника, упрямо повторяя раз за разом признание к нему же в любви. Грубый надзиратель за правопорядком не знает, как на это реагировать и что полагается обычно отвечать. Он по-простецки и без особой злобы отвешивает Марине полновесную молодецкую оплеуху в нежную девичью скулу, чтобы с удивлением услышать не грохот падения партнёрши с кухонной табуретки на твёрдый паркет, но упрямое повторение трёх простых и мощных, словно ружейные выстрелы, слов: «Я. Тебя. Люблю!»…

…дискомфорт и боль служат «Портрету в сумерках» операционным инвентарём, провоцируя зрителя в рамках собственной головы из предоставленного Никоновой и Дыховчиной конструктора собрать (…или же провалить сборку, тут уж как повезёт…) лично для себя либо тёмную и печальную вариацию на тему Красавицы и Чудовища с ярко выраженным «стокгольмским синдромом», или галлюциногенный кислотно-героиновый приход Алисы в Зазеркалье, сочащийся фрейдистскими акварельными пятнами с расплывчатыми интерпретациями христианских заповедей внутри. А настоящая, неподдельная женская страсть, переменчивая и временами не понятная даже самой женщине, заставляющая порой свою обладательницу ставить всю собственную бытность в одночасье с ног на голову, добавляет так необходимой жанровости этой стремительной и обнажённой, подобной во всём живому и оголённому нерву, остросюжетной эротической драме о приступах жаркой страсти и превратностях внезапной любви…

…сложно-эротичный и интуитивно-размеренный сказ о психологии любви и неотвратимости секса…

…в акварельно-пасторальном и по-европейски прохладно-сонном населённом пункте, подозрительно похожем на город некогда носивший немчурско-прусское поименование Кёнигсберг, живут и работают двое молодых супругов. Нордически красивая Лена (…Евгения Громова…) в местной клинической больнице блюдёт гиппократову клятву на поприще акушерства и гинекологии. Неряшливо-обаятельный Серёжа (…Александр Паль…) служит по актёрско-лицедейскому направлению на подмостках городского драматургического театра. Лена на фоне переживаний касательно охлаждения чувственного влечения супруга к ней и длительного отсутствия взаимной сексуально-эмоциональной близости, внезапно обнаруживает весьма характерного написания и неоднозначного смысла сообщение в смартфоне Серёжи. Послание приходит ближе к полуночи от молодой актрисы того самого театра, где лицедействует означенный супруг. Заподозрив возможную неверность, Лена приходит к закономерному умозаключению о бесполезности подростковых выяснений в стиле «было/не было» и немедленно отправляется в питейное заведение всеночного досуга. После пары неумеренных порций знойно хмелящей и восхитительно вкусной «Текилы Санрайз» оказываясь в объятьях и в постели с другим мужчиной…

…эротико-психологический и напряжённо-драматический полу-детектив «Верность» молодой режиссёрши Нигины Сайфуллаевой показывает на большом экране нечто если и не революционное, то доселе уж точно по эту сторону железных занавесов в большом и массовом кинематографе невиданное. Это при том, что так называемое «шок-наполнение» двух с половиной местных эротических и сексуальных увертюр про физиологическое межгендерное совокупление практически каждый половозрелый зритель по эту сторону экрана проделывает в собственной постели регулярно. А превалирующее большинство — так ещё и куда как более чем постоянно. Посему происходящее в кадре и воспринимается не как механистическая, гхм, порнография с заранее озвученными и наложенными в правильных местах вокализами профессионального наслаждения. Но ощущается и впитывается словно попадание в чужую спальню в самый неудобный для непреднамеренного и нечаянного «зрителя» момент. «Верность» в этом смысле предельно уникальное явление, каковое понравится далеко не всякому. Не испытывать неловкость от сладострастной близости других людей — это нечто такое, которое иначе как фетишизмом так с лёту и не запротоколируешь…

…однако, лежащая на поверхности избыточная эротика полового совокупления, к счастью, в ленте автора и исполнителя давешней второй части «Про любви» с подзаголовком «Только для взрослых» Нигины Сайфуллаевой «всего лишь» функциональный операционный инструмент для вскрытия и обнародования проблем куда более серьёзных, нежели отсутствие грамотных и правильных сцен секса в отечественном кинематографе. «Верность» в своей самой сути — глубоко психологическое творение. И произведение всё же в значительной мере скорее женское, нежели наоборот. Откровенность и сексуальность тут тихая и отнюдь не пошлая. А вот эмоциональные глубины и ретрансляционные мощности душевных переживаний — силы необычайной, мужскому нарративу в его общей массе никак не свойственные. Главная героиня «Верности» это исключительно Лена актрисы Громовой. Персонаж Паля присутствует в роли всё же несколько оттеняющей свою экранную супругу. Именно женская страстность и порывистость, её мучения в урбанистическо-социальных, наложенных извне морализаторских ограничениях вынесены в картине открыто, ярко, пронизывающе и, что называется — анфас…

…итогового заключения строгой однозначности Нигина Сайфуллаева, впрочем, также истинно по-женски избегает. «Верность», поласкав зрителя, присев на нежное мгновение к нему на колени и выдав положенную порцию обиженных и заслуженных обвиняющих тирад и звонких пощёчин, взметнув на прощанье шелками и кружевами, оставляет в озадаченном недоумении. Но это, наверное, пользуясь словами персонажа Александра Паля, и далеко не самое главное. Не всегда ведь нужно всё объяснить и на пальцах, так бы молвить, показывать. Ведь высокое искусство взаимности состоит не из вызубренных параграфов или заученных теорем. Настоящая любовь и искренняя привязанность — это восхитительная практика, которую невозможно механически по устоявшейся за многие годы привычке из раза в раз рутинно повторять. Хотя бы просто потому, что даже обычную симпатию нельзя насильно развить, по случаю приобрести или навсегда закрепить в пузатом томе регистрации актов гражданского состояния. Зато её можно искренне подарить и со счастливыми, сияющими от счастья глазами получить взамен…

…тихая анти-драма предательства и яростная трагедия всё больше о любви и лишь немного о ненависти…

…Она (…именно так, с заглавной и без конкретного имени собственного, пребывающая внутри красивой германской актрисы Франциски Петри…) — симпатичная и просто очень хорошо выглядящая девушка за тридцать, кардиолог местного лечебно-стационарного медицинского учреждения. На кушетке, облепленный проводами электрокардиографа — Он (…тоже с расплывчато-обезличенным поименованием, в теле фактурного и печально-брутального уроженца Македонии Деяна Лилича…), проходящий рядовую и решительно обыкновенную процедуру проверки сердечного ритма в рамках скучной и рутинной диспансеризации. Расставляя гуттаперчевые датчики ведомственного прибора, Она как бы невзначай касается Его обнажённой груди: «Не нравится, когда чужими руками?» — понимающе изрекает русская немка — «Многим не нравится…». И тут же, отстранёно и задумчиво читая витиеватый шифр кардиограммы, героиня Петри неожиданно и душераздирающе буднично, до неприятной, обжигающе ледяной рези в груди признаётся: «А мне муж изменяет… с Вашей женой…». Кривая пациентского пульса судорожно и мгновенно уходит в вертикальное крутое пике, с отчаянной и безысходной лёгкостью преодолевая оштукатуренное потолочное перекрытие…

…уже в самой парадной «Измены» 2012-ого режиссуры Кирилла Серебренникова и сценаристки Натальи Назаровой принимается твориться всамделишная достоевщина, к развязке и отдельными моментами переходящая так даже и в диковатую гоголевщину. Фокус демонстрации кинематографического, гхм, адюльтера с самого пролога сдвигается исключительно с объектов и участников непосредственно на жертв. Преданных когда-то супругов и преданных теперь уже супругами. Оба — Она и Он — выглядят растерянными, подавленными, да и просто хронически, безнадёжно больными. Ноша предательства — не непосильна даже, она непомерна. Каждодневные «супружеские» ритуалы и обязанности, ранее приносившие только позитив, просматриваются теперь сквозь тягостную, пудовую пелену ежесекундной лжи. Отведённые взгляды, знакомые до мельчайших клеточек и вмиг ставшие чужими тела, общие дети и совместный некогда уютный быт с этих пор незамедлительно превращаются в наведённый сумрачный морок. В бесконечный и безмолвный, устрашающий своей замогильной серостью кошмар…

…хронометраж замкнут и, кажется, закольцован в лабиринте сомнамбулического сновидения. Когда сам объект сонного видения не может ни вырваться из потустороннего царства Морфея, ни внятно сформулировать ощущение реальности или дисгармонии происходящего и окружающего. То паническое наяву чувство, когда собственные ноги внутри сна подводят и подкашиваются, превращая убегающее спасение в сюрреалистический и пугающий бег не сдвигающий ни на сантиметр с места. Декорации предельно обезличены. Комнаты, транспортные остановки, гостиницы, номера, кафетерии, пролёты, переходы, спальни и душевые — чужеродные, необжитые, стерильные пространства. В которых отчаивавшаяся, но очень эффектная и красивая пара Петри-Лилича, барахтается и мечется, словно тяжело больные никак не могущие найти комфортную и удобную позу на аллегорических больничный койках. Их история — история болезни. Нарратив вязнет и путается, тонет и захлёбывается в сгущённом пространстве непонимания и непринятия происходящего…

…и вот тут щёлкающим в зрительском мозгу и в мифологическом отчасти микрокосме персонажей апофеозом клаустрофобичного фантазма становится странная до прямого недоумения и немного завораживающе-мистическая просьба некрасивой дознавательницы следственного управления к герою Деяна Лилича: «Поцелуй меня. Только по-настоящему — в губы». С этого момента, взорвавшись конфитюрной аритмией изнутри гнетущей будничной палитры, действие, не покидая некоторой насиженной мистико-катастрофичной панорамы обитания, возвращается, хоть и не полностью целиком, в некое подобие реального мира. Существование на краю оборачивается жизнью за краем, за её гранью. Успокоение проистекает из страсти. Влечения взаимности, чувства мощного и порывистого. Которое со временем лишь крепнет и превращается во что-то тёплое, душевное и настоящее…

…«Измена» в реальности соприкосновения использует супружеские неверности лишь в половину оборота. Как фон и средство. Выделяя концентрат мелодраматической любви и эссенцию чарующей близости. Лента Серебренникова с историей преданной и влюбившейся вновь пары — универсальна. Но универсальность здесь в идентичности. Как бы противоречиво и поначалу, и с развитием сюжета, и с его грустным послевкусием это не казалось. Всё лучшее, худшее, наиболее прекрасное и самотверженно откровенное, всё сокровенное и пугающее, родное и подёрнутое дымкой сладострастного безвременья, взаимного тихого обожания и бритвенно-острой ненависти отстранённой заключено в гостиничном номере «769». Там всё началось, там всё продолжает начинаться. «Измена» вышла холодно-тёплым нуаром. С аппетитной и неожиданной толикой самоиронии, с восхитительной любовной историей и невесомо наполненная осенней негой…

…высшая степень искусства — возможность отыскать в двухчасовом хронометраже что-то своё, сакральное, личное. Не обязательно приятное, но глубоко и насквозь проникающее. Да и чувственность вне сентиментальности — невероятно дорога, на самом-то деле, особенно нычне. Хотя и во все времена, надо признать, остаётся в цене. Ведь истинность чувственного можно только найти или подарить. И здесь никакие иные средства не смогут приблизить желанного. А вот потерять, предать, разбить, разрушить и выбросить прочь, к величайшему, оказывается легче лёгкого. Тяжело ведь только и всегда бескорыстно отдавать и беззаветно любить…